17:00
Металлург Мг - Локомотив
-:-

Озолиньш: я придумал для себя, что хороший защитник должен быть атакующим

39-летний защитник рижского "Динамо" Сандис Озолиньш время сейчас проводит так: в восемь утра – тренировка. "К сезону готовлюсь, – улыбается. – Прошло два свободных месяца, а до сентября еще работать и работать. Сейчас пока в зале, а со следующей недели выйду на лед".
 
Главное, говорит Озолиньш, выдержка, а там и остальное приложится.

Гольф Озолиньшу очень подходит. "Первый раз сыграл, когда мне 26 лет было. В Америке в начале сезона я ходил на эти турниры по гольфу, как к зубному врачу – через силу. Я не умел играть, не знал правил, гольф мне казался скучным и глупым. Почти все игроки были увлечены, а я взять в толк не мог, чем. Ну, ударил по мячу. Ну, пошел дальше. И что? В общем, приехал я летом в Латвию, и Армандс Пуче кое-как меня уговорил. Но с того момента я попался на крючок, очень захотел игру эту освоить. Там нужна дисциплина, терпение, спокойствие. И стальные нервы".


А всё потому, может, что в футбол, в баскетбол, в теннис Озолиньш не играет. Это уже богатейшая хоккейная карьера за себя говорит, травмы: "Дело не в том, что это какой-то особенный перелом или что-то такое. Просто долго нужно восстанавливаться, если сделана операция. Мышцы пропадают и приходится всё начинать заново. Причем больше в психологическом плане…".

Озолиньш, казалось, уходил из хоккея. Там, в НХЛ. Чтобы вернуться здесь, в КХЛ. О том, как это было, с чего начиналось, и что привело лучшего из всех латвийских хоккеистов по голам и очкам в НХЛ после 19 заокеанских сезонов обратно в рижское "Динамо" – в интервью латвийского супер-ветерана Allhockey.ru.
 
Мы лишь опустили наши не такие частые вопросы – потому что это настоящий рассказ Озолиньша.

Фигурное катание. Нападающий. Тихонов. И вот я – защитник.
– Да, в детстве мама меня заставляла заниматься фигурным катанием. А я-то мальчишка, мне это как-то не очень нравилось. И я стал терроризировать маму, что сделаю "ласточку" или "пистолетик", а потом ее поставлю в ворота и буду пробивать буллиты. Ей в один прекрасный день это настолько надоело, что она махнула рукой, и отправила меня в хоккей (смеется).

Очень хорошо помню своего первого тренера. Его зовут Улдис Опитис. Он был замечательный, правда. Мне кажется, это был именно тот тренер, который нужен, когда дети только начинают. А дальше у меня получилось наоборот: к шестнадцати годам я подумывал заканчивать, катался в последней смене, да и вообще не попадал в основу. Делать ничего не хотелось. Я ленился. Однажды мама попросила отца одного из ребят, чтобы тот взял меня в свою команду. Ей не хотелось, чтобы я просто носился по улицам.

В общем, стал я играть, причем в нападении. И как-то удерживался на плаву, пока не пришел Василий Викторович Тихонов и не взял нас в юниоры. Как сейчас помню, это было в старом рижском дворце спорта. Тихонов спросил, кем я хочу быть. Я решил, что нападающим у меня не получается, и сказал, что хочу в защитники. Он посмотрел, подумал: пусть так и будет. И вот, я – защитник. А цель была уже только одна – попасть в рижское "Динамо".

"Динамо" Рига. Пол Коффи. Первый контракт
– Попал в "Динамо" – появилась новая цель: задержаться в основе. Я оглядывался на других, что умеют они. Учился. Конечно, это был хаос: было много ошибок, но я очень старался. Сейчас мне кажется, что мне очень повезло. Ведь тогда каждой команде нужно было иметь в составе двух игроков до двадцати одного года. Я и играл в четвертом звене, в маске, когда все взрослые ребята без них.

Кумиром был Пол Коффи. Однозначно! Я хотел бы таким же, как он. А из советских мастеров – Вячеслав Фетисов.

А дальше всё пошло как-то одно за другим. Сборная Союза. Турниры. Затем чемпионат мира, и драфт. Был как раз в армии, в казармах сидели. Тут газету приносят… Ой, нет! По-другому всё было. Когда я играл за "Динамо", мы поехали на молодежный чемпионат мира. И тогда, 28 или 30 декабря, мне предложили подписать контракт. Подписывал, сам не зная, что вообще делаю.

Нет, у меня на тот момент уже был свой агент: Артур Ирбе чуть раньше уехал в Сан-Хосе и посоветовал мне одного человека. 31-го, кажется, у нас был матч, который открывался исполнением гимна СССР, а первого января уже звучал интернациональный гимн. А мы что? Мы просто играли в хоккей, а нам рассказывали, что там, дома, какой-то развал Советского Союза… Первая мысль была – я могу спокойно ехать за рубеж. Конечно, в девятнадцать лет я ничего не понимал, не думал о последствиях.

Я не знал, что Олег с Харийсом взяли кубок
– Я не слежу за хоккеем. Только в этом году немножко иначе – первый раз я смотрел весь чемпионат мира. Я даже не знаю, что в НХЛ происходит, честно. Буду знать, если только кто-то расскажет, поделится. Я не знал, что Олег [Знарок] с Харийсом [Витолиньшем] взяли кубок. Когда сам не играю, то даже в сезоне хоккей не смотрю.

Почему смотрел чемпионат мира? Делать было нечего. Да и так, следил за результатами: кто кого. Россия выступила очень круто! А Малкин там, не Малкин: неважно как начинаешь – важно как заканчиваешь. Говорить можно что угодно. Знаешь, если бы у тети были колеса, она была бы трамваем. Когда не хотят, чтобы кто-то выигрывал, всегда находят, к чему придраться. А это чушь. Выигрывает сильнейший.

Другой хоккей. Первая смена – полный туман. Обмен в "Колорадо".
– Вся моя дальнейшая жизнь взяла старт в Канзас-Сити. Совершенно другой хоккей: столкновения, силовая борьба, драки. До Америки мне казалось, что я много знаю. Как приехал, выяснил, что я не знаю ничего (улыбается). До этого были сложные комбинации, а тут распасовка и бей-беги. Сначала было странным, а дальше настолько привык, что уже не принимал европейский стиль. Зачем лишний пас? Давай, бросай!

До сих пор картинка стоит перед глазами. Помню, где была игра. Но первая смена – полный туман, тьма. Это была самая большая нервотрепка в моей жизни, серьезно. А "Сан-Хосе" была молодой командой, только второй год существовала. Перед сезоном формировался более-менее официальный состав: три тройки, пять защитников, и лишь одно-два места, на которые можно претендовать. Меня всего аж трясло.

Зато обмен в "Колорадо" очень хорошо помню. Мне позвонили как раз перед турниром по гольфу. Ну, знаешь, предсезонка идет, а тут мне говорят, что нужно срочно подъехать в офис. Я сначала возмутился: у нас вроде как гольф, я тут с ребятами. Но твёрдо сказали: ты должен ехать. Пока ехал, всё перебрал. Что же я такого натворил? Что мог сделать? В какую историю попал? Захожу. И мне сходу: обмен. У меня шок! Но показывать-то не хотелось. Я с каменным лицом спросил, куда. "Колорадо"? Окей. В общем, я так сыграл роль, будто меня это все и не тронуло, что все поверили (улыбается).

Недавно мне генеральный менеджер той команды рассказывал, что он сидел со слезами на глазах, а я невозмутимо спрашивал, когда у меня самолет. Как будто плевое дело – взять, и улететь! А у меня в душе было такое разочарование, что даже не описать. Я-то был уверен, что всю свою жизнь проведу в Сан-Хосе!

Судьба. Седьмой матч финала. Сломанные клюшки. Журналистские утки 
– Мне опять повезло. В "Колорадо" я взял Кубок Стэнли. Я действительно считаю, что это судьба – попасть именно в "Колорадо". Меняешь города, встречаешь разные людские характеры, но каждый раз одно: собрание, тренировка, игра. Со временем менялся и настрой, и всё. Но только спустя какое-то время понимаешь, что именно то, какой надеваешь костюм, или через какой мост переезжаешь, абсолютно не имеет никакого значения. Как ты себя психологически подготовил к игре, так и будет.

Четвертая игра во Флориде, десятого июня. 3-0 в серии. Начинается третий овертайм – 0:0. Сухих маек не было, а надо выходить на площадку. Игра продолжается, а сил уже нет. Мысль была единственная: "Да сдавайтесь уже, наконец!".

С "Анахаймом" мы попали в финал, и проиграли в седьмом матче. Слов не хватает. Седьмой матч – это 60 минут: Кубок или твой, или не твой. Мы в раздевалке перед игрой, тренер сказал всё, что должен был. А я сидел в той тишине, и, глядя на лица игроков, понимал, что ничего не получится. А после игры – слёзы.

Когда я был несогласен, когда злился – ломал клюшку. Меня сажали на лавку – проходя через это все, я рос. Но мог одну клюшку сломать, а мог сразу две.

Журналистских уток было так много, что я даже смеялся над тем, насколько людям не хватает фантазии, чтобы придумать что-то интересное. Ну, как, вот скажи мне, человек может находиться одновременно на двух континентах?! Помню, была история о том, что меня якобы арестовали. Мне звонит Сейейс, и спрашивает, всё ли со мной нормально. Да всё нормально, я в Нью-Йорке, а что? Оказалось, что кто-то пустил слух, что меня арестовали в Колорадо. Я уже думал телефон в окно высунуть, чтобы человеку доказать, как такси бибикают на улице (смеётся).

Потом во "Флориде" интересно, кстати, было. У клуба поменялись хозяева, и один из акционеров, на тот момент имевший самую большую часть, заявил, что собирает  команду, которая выйдет в плей-офф и завоюет Кубок Стэнли. Новый тренер, новая команда. Бюджет вырос такой, что в следующем сезоне, когда руководство увидело цифры, решило, что, в принципе, новая команда им больше не нужна (улыбается). У меня был довольно приличный контракт, и меня поменяли вместе с Павлом Буре и Виктором Козловым. Чистка пошла, короче.

Два года. Хоккея слишком много. Сколько еще играть?

– Когда вернулось рижское "Динамо", у меня было полное незнание предмета. Да и скепсиса хватало. Я был в Америке, а тут какая-то КХЛ появилась. Были сплошные вопросы: что? почему? как? Тем более, когда ответов не получаешь, начинаешь сам додумывать.
 
Уже в первом сезоне Виестурс Козиолс и Нормундс Сейейс приехали ко мне в Америку, уговаривать. Им не удалось, я отказался. Я тогда уже за хоккеем не следил, не смотрел ничего. Хоккея стало слишком много для меня. Были предложения из НХЛ, из КХЛ, но я понял для себя, что чисто психологически не смогу. Два года мне нужно было для того, чтобы восстановиться. Нет-нет, в физическом плане всё было отлично, но в голове происходило что-то совсем не то. Но прошли эти два года, и я изменился.

Когда ехал в Ригу, понимал, что меня ждет. Мой друг не зря меня спросил, готов ли я к тому, что все взоры будут обращены на меня. Если команда будет плохо играть, то кто будет главным виновным? Я.

НХЛ очень тяжело скопировать. Когда я только приехал в Ригу играть в КХЛ, понял, что эти два метра разницы в величине площадки меняют действительно очень много. Еще силовая борьба: помню, подобрал у борта шайбу, и по привычке жду удара. Жду - жду, а его нет и нет.
 
Оказалось, что соперник просто прокатился вперед. В общем, это очень запомнилось. Помню, сам вроде тоже делал силовые, но промазывал.
 
Вообще, кто считается хорошим защитником? Я придумал для себя, что хороший защитник должен быть атакующего типа. Мне в то время, в Америке, бросать по воротам не запрещали, списывая это на молодость. А я таким и остался. Посмотрим, что будет дальше. Сколько мне осталось играть? Может год - два. А может, ничего.
Источник фото: РБК-Спорт

Комментарии Правила

Возможно вас заинтересует

Сейчас обсуждают